Smoke On The Water
(из серии «Небольшие трагедии»)
We all come out to Montreux
On the Lake Geneva shoreline
I. Gillan / R. Glover
1.
Прости меня, четвëртый эскадрон,
Я не нарочно сделал тебе больно!
«О, поле, поле, кто тебя…»
…Пардон,
В ту ночь не фигурировало поле:
Ступая как по лезвию ножа,
Я шëл по плохо выбритому лугу,
Нетвëрдо в поле зрения держа
Свою вперëд протянутую руку;
Глаза б мои не видели еë,
Когда бы ночь была ещë темнее,
А голубое нижнее бельë,
Надетое на мне, ещë грязнее.
И хромовый бушлат, и галифе
К чертям сгорели вместе с самолëтом,
А чëрный шлемофон на голове
Всë время истекал холодным потом,
И ветер дул навстречу, как на зло,
И ослеплял моими же слезами.
(Небось, отсюда за версту несло
Финальной сценой в некой мелодраме:
Красиво обгорелый персонаж
Идëт по очень длинному экрану —
Такой несчастный, что противно аж.
И кажется, он слышит фонограмму,
И даже титры чувствует спиной…)
Но тут из глубины незримых пастбищ
Возникла барельефно предо мной
Тачанка, опрокинутая навзничь.
Признаться, я давно не ощущал
Такого напряжения сетчатки,
Преобразуя зрительный сигнал
От навзничь опрокинутой тачанки, —
Явленья, заурядного вполне
При солнечном, и даже лунном свете.
Всем вам известно, так же, как и мне:
Предметы тотемические эти
(Конечно, если библия не врëт)
Издревле мастерили ростовчане,
На них же прямо ехали на фронт,
И грамоте по ним же обучали.
Теперь услышать твой немой рассказ
Пора и мне, чудесная повозка,
Хотя, похоже, ты на этот раз
Сошла с холста Иеронима Босха,
Твоя поверхность, прямо как мечеть,
Покрыта непонятными граффити, —
Я их хочу поближе рассмотреть.
А кто не хочет — ладно, как хотите.
* * *
На облучке, где сам комдив Чапай
Латынью начертал: «Smoke on the water!»*,
Кириллицей: «Энд Люси ин зе скай!»**
Добавить угораздило кого-то;
И как тому логический итог
Из темноты белела диатриба:
На пулемëт, имеющий щиток
Почти виолончельного изгиба, —
Помимо очевидного: «Максим» —
Добавить вознамерилось кому-то
По трафарету: «МИГ-21»
И по-приколу: «Тут была Анюта», —
Без лишних слов и ложного стыда.
Что тут ответишь? Право, не писать же,
Что не было меня здесь никогда,
И, чтоб я сдох, могло б не быть и дальше!
Нет, мне придëтся, губы закусив, —
Не до крови, но так, чтоб было больно, —
Вживаться в этот жалкий детектив,
Достойный креативов Конан-Дойла:
Неважно кто — мой друг, или мой враг
Подобными вещами застит очи,
Но я на огонëк спущусь в овраг,
Хотите вы того, или не очень;
Туда, туда, где из глубин земли
Клубится нечто вроде преисподней,
Туда, куда нас черти завели,
Я и сойду, как есть, в одном исподнем,
Без шапки-невидимки, без ружья,
Поскольку я не толкиновский хоббит
(В отличие, читатель, от тебя,
Я начал понимать, что происходит).
2.
И вот, когда из слëз, из темноты,
Из неуверенности в следующем шаге
Раздался часовой: «Пелевин, ты?…», —
И эхо тытыдыкнуло в овраге,
Предвосхищая первый майский гром, —
Так вот тогда я, поборов усталость,
Шагнул вперëд.
Четвëртый эскадрон, —
Вернее, то, что от него осталось, —
Застыло тëмной массой у костра,
Стараясь жертву подманить поближе.
(Ну кто бы мог мечтать ещë вчера
О том, что днесь его убьют свои же!)
Какой такой Пелевин? — кто бы знал…
Питая слабость к театральным сценам,
Я что есть силы брови приподнял,
Непроизвольно скрипнув лëтным шлемом;
И тон беседы тонко переняв,
Не нарушая тишины словами,
Встал командир, весь в кожаных ремнях,
Мерцая боевыми орденами.
Волнение передалось костру,
И тут же искры — даром, что бесхвосты, —
Взлетели и погасли на лету,
Утрируя тропические звëзды.
А я утрировал рояль в кустах,
Насчëт себя уже не обольщаясь,
Едва прочтя на сомкнутых устах
Слова: «Усталость», «Месть» и «Беспощадность»;
И, сопоставив пункты «бэ» и «цэ»,
Сообразил, как в скверном водевиле,
Что в третьем умозрительном лице
Здесь обо мне недавно говорили.
По поговорке — прямо на ловца
И зверь бежит. Да вот какая жалость:
De facto форма третьего лица
С моим лицом никак не сопрягалась.
Оно понятно, если на тебе —
Ни лычки, ни погона, ни медали!
О, как я благодарен был судьбе
Что здесь меня… Короче, не узнали.
3.
Случилось это много лет назад.
Точнее говоря, сегодня утром.
Не под землëй, как в части 2, а над.
(Возможно, мой рассказ слегка запутан,
Зато он исторически правдив.)
«Нам нет преград!» — сказала мне Держава,
Я уточнил: «Нам нет альтернатив!» —
И занял своë место у штурвала.
* * *
В щитке приборном щëлкало реле,
Как мысли в голове у Шерлок-Холмса,
А мы по отношению к Земле
Условно находились выше Солнца:
На горизонте теплился восход,
Но плазма раскалëнного светила
Ещë не согревала нам живот,
А просто снизу на него светила.
Летел по небу истребитель «ЛаГГ»,
На землю не отбрасывая тени, —
Не потому что он был вурдалак,
А потому что в солнечной системе.
Ему на то и дали два крыла,
Чтоб он орлом парил среди простора,
А коль уж падал — так, чтоб не нашла
Наш чëрный ящик ни одна пандора.
И не найдëт! Так я вам говорю:
Сегодня на обломках фюзеляжа
Напишут не фамилию мою, —
Да что там говорить, — не имя даже…
(К примеру, житель города Монтрë***
Себя считает тоже патриотом,
Хотя на деле — всë одно враньë.
Отчизна-мать»! Да ладно уж, чего там…
По логике вещей всë это вздор.
Любому очевидна из нас с вами
Двусмысленность в словах: «античный хор»****,-
Вот так и здесь: увы, — одно названье.
Но если враг достанет нас всерьëз,
Как на войне, — какие тут игрушки!
«Бомбить иль не бомбить? — встаëт вопрос, —
Иль, может быть, мудрей стрельнуть из пушки?»
Проблему эту, как я полагал,
Легко решает пара-тройка «Илов».)
* * *
Уж утренние тени по лугам
Тянулись, будто век мафусаилов,
И маленькие пухлые стога
Мелькали на полях, как нотабене,
И озера помятая фольга
Дрожала при малейшем дуновеньи;
И ветер, довершая пастораль,
Причëсывал берëзовую рощу.
Короче, там внизу, был сущий рай —
Приятный, судя по всему, на ощупь.
Когда мой самолëт вошëл в пике
С томящим душу характерным стоном,
Я знать не знал, что точка вдалеке
Была кавалеристским эскадроном;
Казалось, догадаться уж пора б, —
Но пропорционально ускоренью
Природа изменила свой масштаб
И растеклась по стëклам акварелью.
От этого кружилась голова,
И мысли хороводились друг с другом,
Пока отдельно взятые слова
Не стали цветом, запахом и звуком;
Пока из этих расчленëнных слов
Не начали рождаться персонажи
И миражи швейцарских городов,
Похожие на римские пейзажи.
И первым появился Герострат, —
Как только Предводитель вместе с хором
Прочëл: «Содом, Помпея, Сталинград
(И, кажется, ещë какой-то город)…», —
И ангел выдул полную трубу
Надземных гулов и подземных стонов,
И Плиний заворочался в гробу,
И статуи осыпались с фронтонов;
И воробьи скрывали свой испуг
В ветвях пирамидальных кипарисов,
И междометья с пересохших губ
Срывались, как пожарные с карнизов.
Потом из окружающей среды
Исчез Монтрë, и вслед за ним — Женева.
Остался только дым поверх воды,
И пламя, опаляющее небо.
4.
Взошла луна, и люди у огня,
Сопоставляя следствие с причиной,
По-новому взглянули на меня,
И в воздухе запахло мертвечиной,
Когда во мне увидели они
Часть силы, что на бреющем полëте
Летает в паре метров от земли,
Но состоит из крови и из плоти.
Вот что они увидели во мне —
И вывели логически отсюда,
Что Бог — в неопалимой купине,
А я собою не являю чуда;
И не успел я досчитать до ста,
Как умерла последняя надежда.
Зато всë встало на свои места,
А это было правильно, конечно.
(Заметили задолго до меня
Жан-Жак Руссо и Августин Аврелий:
Не надо путать тайны бытия
С рефлексиями Вечности на Время;
Но раз уж ворошиловский стрелок
В тебя упëрся оружейным дулом,
Ему не нужен никакой предлог,
Ему вообще не нужно больше думать.)
До сей поры я был неуязвим
Для смертного. Но этот звук, с которым
Простой кавалеристский карабин
Нервозно передëрнуло затвором,
И красное горячее пятно,
Растущее на голубой фланели,
Меня добили. Вот ведь как оно.
Хотели вы того, иль не хотели,
Организуя свой конгломерат.
Увы! Мне исповедываться не в чем —
Ни перед тем, как стану умирать,
Ни перед Тем, Кто богочеловечен;
Мне чуждо чувство собственной вины,
Все эти игры в саморазрушенье.
И в свете упомянутой луны
Я принял компромиссное решенье:
Позвольте рассказать вам, господа, —
Прошу простить, что лëжа, а не стоя, —
Про ангелов с глазами изо льда,
Про длинный коридор, и всë такое.
Про самолëт с малиновым винтом
И борозду в четвëртом эскадроне
Я расскажу когда-нибудь потом.
Сейчас меня мутит от вида крови.
_____________________
* «Дым на воде», название песни группы «Deep Purple», самой известной композиции в истории рок-музыки.
** «И Люся в небесах», из названия популярной песни группы «The Beatles».
*** Монтрë — курорт в Швейцарии, на Женевском озере (см. эпиграф).
**** Античный хор — в античной трагедии хор обычно исполнял речитативные куплеты.
Сергей Беспамятных, «Хозяин синей звезды». 1996.
